Малоизвестые герои. Фактор Потапова

Мое знакомство с судьбой Михаила Ивановича Потапова и историей 5-й армии Юго-Западного фронта началось случайно. Несколько лет назад, копаясь в Интернете, я обратил внимание на карту советско-германского фронта по состоянию на 25 августа 1941 года, очевидно позаимствованную с некоего англоязычного ресурса. К этому времени немцы заняли Новгород, Смоленск, приблизились к Брянску, на юге осаждали Одессу и вышли на линию Днепра от Кременчуга до устья.

И только южнее Пинских болот мощный клин на несколько сотен километров буквально вонзался в толщу территории, занятой фашистами. На острие этого клина значилась лаконичная надпись «5 POTAPOV». Это была 5-я армия Юго-Западного фронта под командованием генерал-майора Потапова.

Безусловно, линия фронта и не могла быть равномерной, на разных его участках друг другу противостояли несовпадающие по численности и силе соединения, а на успех или катастрофу влияло множество обстоятельств. Кроме того, подобный клин не мог существовать долго, поскольку легко оборачивался окружением. С юга немцы вплотную подошли к Киеву, и требовалось выровнять фронт для организации устойчивой обороны города. Назревала потенциальная угроза и правому флангу 5-й армии, после того как немецкие войска группы армий «Центр», обойдя болотистый бассейн Припяти, вышли на рубеж Гомель, Стародуб. 19 августа 5-я армия получила приказ отойти за Днепр на глубину 140 – 180 километров. И все-таки тот факт, что путь отступления 5-й армии от западной границы СССР пусть на некоторое время оказался почти в три раза короче, чем у соседей, вызывал желание, как можно больше узнать об этом соединении и его командующем.

На протяжении двух первых военных месяцев войска Потапова угрожающе нависали с севера над германской группой армий «Юг», но и после отступления за Днепр 5-я армия оказывала заметное влияние на решения высшего командования вооруженных сил рейха. В первой же своей директиве, посвященной боевым действиям на Восточном фронте (Директива № 33 от 19.07.1941), Гитлер указывает: «Вражеская 5-я армия должна быть быстро и решительно разбита». Но быстро и решительно не получается, и следующая директива № 34 от 30.07.41 снова предписывает германским войскам «5-ю Красную армию ... вынудить к сражению западнее Днепра и уничтожить». Фюрер не исключал прорыва войск Потапова на север через Полесье во фланг группы армий «Центр» и требовал принять меры для предотвращения этого, прямо скажем, маловероятного маневра. Проходит две недели и Гитлер вновь раздраженно напоминает о том, что «5-я армия русских должна быть … наконец, уничтожена». (Приложение к Директиве № 34 от 12.08.41). Однако спустя несколько дней армия Потапова скрылась за широкой гладью Днепра.
Удивляться настойчивости фюрера не приходится – он видел те же карты боевых действий, что мы видим сейчас, и вполне адекватно воспринимал угрозу, исходящую от активности войск под командованием Потапова. Наконец, 21 августа Гитлер издает приказ, в котором трижды (!) повторяет мысль о необходимости уничтожения 5-й армии. Но главное, что он впервые готов выделить для выполнения этой задачи «столько дивизий, сколько необходимо». Наряду с успехом операции по блокированию Ленинграда разгром армии Потапова фюрер причисляет к предпосылкам для успешного наступления «против группы войск Тимошенко», то есть Западного фронта. Получается, что путь на Москву, по мысли Гитлера, лежал через поверженную 5-ю армию.
Все эти подробности я узнал позже, но когда я рассматривал карту, фамилия Потапов, увы, мне ничего не говорила. Постепенно после знакомства с документами и исследованиями, бесед с вдовой командарма Марианной Федоровной Модоровой, передо мной раскрывался удивительный жизненный путь этого человека.

Михаил Иванович Потапов родился в октябре 1902 года в селе Мочалово Юхновского уезда тогда Смоленской губернии, ныне Калужской области. Хотя в анкетах будущий командарм-5 относил своих родителей к «крестьянам-середнякам», скорее, их стоило бы причислить к зажиточным ремесленникам: отец Михаила был подрядчиком при мощении дорог и улиц.
Не покидая пределов волости, Михаил получил весьма достойное для деревенского парнишки начальное образование. В сельской школе его учителем был «опростившийся» князь из рода Гагариных, позже он учился в приходской школе при храме в соседнем селе Путогино. Попечителем храма и школы выступал петербургский миллионер-книгоиздатель уроженец этих мест Игнатий Тузов, так что, наверняка, об уровне знаний учеников здесь заботились.

Первая мировая война и экономический кризис не лучшим образом сказались на семейном благополучии Потаповых. Подростком Михаил стал помогать отцу. Октябрьскую революцию Потаповы встретили в Харькове, где работали мостовщиками в трамвайном депо.

К весне 1920 года Михаил вернулся в родное Мочалово, а в мае становится красноармейцем в военкомате г. Юхнова. Формально Потапов считается участником Гражданской войны, однако в боевых действиях непосредственного участия он не принимал.

Потапова, после окончания в сентябре 1922 года кавалерийских курсов в Минске, назначают командиром взвода 43 кавалерийского полка Приволжского военного округа. Непросто было 20-летнему, не нюхавшему пороха юноше командовать бывалыми наездниками из казаков, у многих из которых за плечами было две войны. Как ни странно, завоеванию авторитета у подчиненных способствовало доскональное знание церковных обрядов – в Путогино Михаил не только учился при храме, но и служил какое-то время дьяконом. От дьяконства у Потапова на всю жизнь останется хорошо поставленный роскошный баритон. Многие годы спустя, уже будучи генералом Советской армии, бывший дьякон не чурался при полном «параде» посещать церковную службу.

Спустя два года уже в должности помощника командира эскадрона Потапов уезжает в Москву, на Военно-химические курсы. Новое место службы – 67 кавалерийский полк СКВО. С 1931 года он снова на учебе – теперь уже в качестве слушателя Военной академии моторизации и механизации РККА. Кавалерист становится танкистом. После окончания академии в 1936 году его карьера развивается стремительно, что, впрочем, характерно для многих будущих полководцев Великой Отечественной. Ровно четыре года понадобилось Потапову, чтобы пройти путь от начальника штаба полка до командующего армией.

Несомненно, значительную роль в его карьере сыграла встреча с Георгием Константиновичем Жуковым. Произошла она в мае 1937 года в Белоруссии, где Потапов командовал полком, а Жуков – дивизией. К моменту их знакомства будущий маршал уже получил новое назначение, однако с тех пор земляки не выпускали друг друга из виду. В книге «Воспоминания и размышления» Георгий Константинович пишет: «Практически на полевых учениях и маневрах и в 3-м и 6-м корпусах мне пришлось действовать с 21-й отдельной танковой бригадой (комбриг М.И. Потапов). Этот командир был в прошлом моим сослуживцем, и мы понимали друг друга в «боевой обстановке», с полуслова». Когда в июне 1939-го Жукову предложили возглавить операцию против японской армии на Халхин-Голе, он настоял на назначении своим заместителем Потапова.

Они вылетели на Дальний Восток одним самолетом. Маршал вспоминал: «Комбриг Потапов был моим заместителем. На его плечах лежала большая работа по организации взаимодействия соединений и родов войск, а когда мы начали генеральное наступление, Михаилу Ивановичу было поручено руководство главной группировкой на правом крыле фронта».

В июне 1940-го Жуков становится командующим войсками Киевского особого военного округа, одновременно в КОВО переводится и Потапов на должность командира 4-го мехкорпуса. Спустя полгода Михаил Иванович становится командармом. В феврале 41-го назначенный начальником Генштаба Жуков переезжает в Москву. Встретиться вновь землякам довелось лишь в послевоенные годы.

Остается сожалеть, что замечательное взаимопонимание двух военачальников не удалось использовать на дело Победы. Замечу, что это были очень несхожие личности, в чем-то даже противоположные, однако это обстоятельство только способствовало их взаимному притяжению.

В случае нападения неприятеля армия Потапова отвечала за «район прикрытия № 1», протяженностью 170 км от Влодавы до Крыстынополя на севере украинского участка советско-германской границы. В последние мирные дни Потапов предпринял ряд мер по повышению боеспособности армии. В ночь с 16 на 17 июня выступили из лагеря части 62-й стрелковой дивизии и после двух ночных переходов вышли на позиции вблизи границы. 18 июня Потапов приказал вывести с полигона 45-ю стрелковую дивизию. В тот же день получила приказ на выдвижение к границе 135-я стрелковая дивизия.

Но это не могло изменить общей обстановки, которая с началом боевых действий сложилась крайне неблагоприятно для наших войск. На Сокальском выступе немцы достигли трехкратного превосходства в живой силе и технике. Растянутые по фронту советские дивизии не сдержали удара плотно построенных на направлениях главного нападения немецких армейских корпусов. Механизированные подразделения 5-й армии только подтягивались к границе из мест дислокации.

Тем не менее, с самых первых часов войны войска Потапова дрались упорно и умело. За каждый подбитый или сожженный советский танк соединения 1-й танковой группы фон Клейста понесли в 2,5–3 раза больший урон. 5-я армия не только отчаянно оборонялась, но и наносила контрудары по врагу. «Руководство войсками противника, находящимися перед группой армий «Юг», поразительно энергичное, его непрерывные фланговые и фронтальные атаки причиняют нам тяжелые потери», – отмечал в своих записках начальник генерального штаба сухопутных войск Франц Гальдер.

26 июня началось контрнаступление ЮЗФ в треугольнике Броды — Луцк — Дубно, где произошло первое в истории Второй мировой войны встречное танковое сражение. Четырем советским мехкорпусам (два из 5-й армии) не удалось развить первоначальный успех. Свою роль сыграла и непоследовательная позиция командования фронта, которое в разгар боев в треугольнике приказало перейти к обороне, а затем вновь вернулось к плану наступления.

Отмечу такую деталь: в эти дни ожесточенного противостояния, а именно 30 июня, Потапов издал распоряжение, в котором указал на недопустимость расстрела военнопленных.

1 июля на фоне общего отхода войск фронта 5-я армия нанесла мощный контрудар по северному флангу немецкого наступления. В частности, 20-я танковая дивизия отбросила части противника на 10–12 км, уничтожила до 1 тыс. солдат противника, 10 танков, 2 батареи.

Генерал армии С.М. Штеменко писал: "5-я армия… стала, что называется, бельмом на глазу гитлеровских генералов, оказала врагу сильнейшее сопротивление и нанесла ему значительный урон».

Немецко-фашистским войскам не удалось здесь быстро прорвать фронт. Дивизии Потапова сбили их с дороги Луцк — Ровно — Житомир и вынудили отказаться от немедленного удара на Киев.
Штеменко, в те месяцы один из ведущих сотрудников Оперативного управления Генштаба РККА, имел в виду удачное контрнаступление 5-й армии, предпринятое 10 июля. Тогда танкисты Потапова за спиной соединений III армейского корпуса перехватили шоссе Новоград-Волынский — Житомир на ширине свыше 10 км. Какой головной болью для немцев стала потеря этой важнейшей коммуникации можно судить по тому, что командующий войсками группы армий «Юг» Герд фон Рунштедт всерьез планировал использовать авиацию для переброски в район Житомира пехотного полка «Герман Геринг».
Пока войска Потапова атаковали северный фланг немецкого наступления, защитники Киева получили передышку. Командование 6-й немецкой армии вынуждено было заявить: «Характер угрозы нашим войскам со стороны главных сил 5-й армии русских по-прежнему таков, что указанную угрозу следует ликвидировать до наступления на Киев». Потерю украинской столицы удалось отодвинуть на два месяца.

Немецкий военный историк Альфред Филиппи также указывает на то, что причиной замедления темпов наступления группы армий «Юг» стало противодействие 5-й армии. «И хотя противодействие это… не было для немецкого командования совершенно неожиданным, оно, тем не менее, уже с самого начала кампании приносило русским тактические успехи, а затем в районе Новоград-Волынский, Житомир приобрело и оперативное значение, гораздо более серьезное, чем можно было предполагать. Это оказало довольно значительное парализующее воздействие на волю командования 6-й армии к выполнению главной оперативной задачи, заключавшейся в выходе к Днепру у Киева».

В конце июля – начале августа в ходе боев за Коростеньский укрепленный район армия Потапова вновь не столько стремилась удержать немцев прочной обороной, но и решительными контратаками и нажимом на фланги заставляла наступающих ослаблять удар. Здесь противник сосредоточил против 5-й армии 11 дивизий. Если учесть, что штатный состав немецкой пехотной дивизии составлял 14 тысяч человек, то вражеские войска, по крайней мере, вдвое превосходили силы, имевшиеся в распоряжении Потапова. Немецкий военный историк Вернер Гаупт отмечает, что «5-я советская армия под командованием талантливого генерал-майора Потапова, была расположена на левом фланге 6-й немецкой армии и наносила ей очень большие потери». После войны будет подсчитано, что в среднем на каждые сутки военных действий в полосе 5-й армии приходилось от 8 до 10 ударов наших войск по противнику.

9 августа командующий фон Рунштедт отдал приказ приостановить наступление на рубеже Киев, Коростень и временно перейти к обороне, с тем, чтобы, рассредоточив войска в глубину, обеспечить им возможность отдыха. В оценке обстановки, представленной в ОКХ, командование группы армий «Юг» выразило довольно пессимистическое мнение относительно положения на своем северном крыле. Высказывалось даже предположение о намерении русских «перейти в наступление из района Киева и из района Овруча с целью разгромить северное крыло группы армий». Однако физическое истощение и потери, на которые сетовал фон Рунштедт, в не меньшей, если не в большей степени сказывались и на состоянии советских войск.

Таким образом, приказ Гитлера от 21 августа, нацеленный на уничтожение войск Потапова, выглядел вполне обоснованным. Нельзя назвать спонтанной и идею для выполнения этой задачи выделить танковые силы Гудериана, действовавшего в Белоруссии. Месяцем ранее в самом первом документе, касавшемся 5-й армии – директиве № 33 от 19.07.1941, фюрер уже предполагал использовать южный фланг группы армий «Центр» для операции севернее Киева. Возможно, он посчитал заслуживающим внимания предложение, поступившее накануне из штаба «южан»: нанести удар через Мозырь на Овруч силами 35-го корпуса группы армий «Центр». 9 августа фон Рунштедт вновь просил привлечь к себе на помощь соседей.

Следовательно, к 21 августа у Гитлера сформировалось твердое убеждение, как должна развиваться кампания на Востоке. Первое: начинать наступление на Москву можно только после разгрома 5-й армии, что, с одной стороны, обеспечит безопасность правого фланга нацеленных на советскую столицу войск, с другой – создаст благоприятные условия для действий на Украине группе фон Рунштедта. Второе: для успешного достижения этой цели необходимо привлечение сил группы армий «Центр». Не стоит забывать, что для фюрера приоритетом было методическое уничтожение сил неприятеля на территории, независимо от географических или политических целей. Еще 13 июля он заявлял главкому сухопутных войск Вальтеру фон Браухичу: «Не так важно быстро наступать на Восток, как уничтожать живую силу противника».

Между тем генеральный штаб практически единодушно склонялся к тому, чтобы усилить группу армий «Центр» и нанести удар непосредственно на узком фронте в направлении Москвы. Наибольшее неудовольствие приказ фюрера о повороте на юг вызвал у ключевой фигуры предстоящей операции – командующего 2 танковой группой Гейнца Гудериана: «23 августа я был вызван в штаб группы армий «Центр» на совещание, в котором принимал участие начальник генерального штаба сухопутных войск. Он сообщил нам, что Гитлер решил наступать в первую очередь не на Ленинград и не на Москву, а на Украину и Крым… Мы все были глубоко уверены в том, что планируемое Гитлером наступление на Киев неизбежно приведет к зимней кампании со всеми ее трудностями…».

Эти строки, написанные после войны, явно относятся к жанру генеральских воспоминаний «Как Гитлер помешал нам победить». «Всегда легче превозносить достоинства какой-нибудь гипотетической альтернативы, чем оправдывать осторожность и разочаровывающую реальность. А в данном случае к тому же сложилось так, что все люди, выступавшие против наступления в центре, уже скончались. Кейтель, Йодль, Клюге, сам Гитлер – у них не было времени написать оправдательные мемуары», – не без сарказма замечает британский военный историк Алан Кларк.
На самом деле, в 20-х числах августа 41-го вопрос не стоял столь категорично: либо на Москву, либо на Украину. Операция против войск Потапова мыслилась фюрером как вспомогательная именно в рамках решающего наступления вермахта на столицу СССР.

30 августа в разговоре между Гитлером и Гальдером отмечалось что войска группы армий «Центр» повернули на Украину не для «войны на юге», а для того, чтобы как можно скорее приступить к «операции против войск Тимошенко». В приказе фюрера от 21 августа отмечается, что разгром 5-й армии должен гарантировать группе армий «Юг» «возможность создания плацдарма на восточном берегу Днепра в его среднем течении, чтобы затем центром и левым крылом продолжать наступление в направлении Харьков, Ростов». Как мы видим, непосредственная задача выглядит достаточно скромно, а о взятии Киева, тем более разгроме Юго-Западного фронта речь не идет вовсе.

Немецкие генералы не могли тогда знать наверняка, что поворот Гудериана на юг приведет к зимней кампании, как это утверждает в своих записках «быстрый Гейнц», как не могли они знать и того, что непрочное здание Юго-Западного фронта развалится и похоронит под своими обломками планы быстрого и плавного перехода к наступлению на Москву. Потому как уже не директивы Гитлера, а стремительное развитие событий – складывающихся весьма благоприятно для немцев – диктовало германскому командованию логику действий.

1 сентября из штаба группы армий «Юг» приходит следующее донесение: «Если же противник в Восточной Украине не будет уничтожен, то ни группа армий «Юг», ни группа армий «Центр» не смогут вести наступление безостановочно... Нанести удар на Московском направлении раньше, чем на Украине, нельзя ввиду того, что начатая уже группой армий «Юг» операция и действия южного крыла группы армий «Центр» по поддержке этой операции зашли слишком далеко (выделено мной. – М.З.), чтобы переносить главные усилия в другой район...». У немцев не осталось другого выхода, как действовать сообразно ситуации. Быстрое продвижение Гудериана на севере и занятие Дериевского плацдарма у Кременчуга на южном фланге ЮЗФ побудило фон Рунштедта 4 сентября даже без согласования с верховным командованием отдать приказ о решительном наступлении.

По мнению Вернера Гаупта, битва за Киев стала самым важным сражением всей войны: «Из-за событий последующих двух недель было проигнорировано решающее немецкое наступление на Москву. Это, вероятно, изменило результат Восточной кампании». Но повторим: все случившееся – результат парадоксальной ситуации, когда вполне реальная перспектива разгрома целого фронта внесла коррективы в стратегию и тактику противника, а катастрофа советских войск и триумф гитлеровский армий в Киевском котле отняли у немцев целый месяц и передвинули дату решающего броска на Москву к началу наступления холодов.

К сожалению, немцам решение их задач облегчили просчеты командования Юго-Западного фронта. Вместе с 5-й армией за Днепр отступал и 27-й стрелковый корпус. Между тем корпус не только не подчинялся Потапову, но и совершал отход по своему графику. Легко прогнозируемая несогласованность привела к тому, что 23 августа немцы прорвали слабую арьергардную завесу на стыке армии и корпуса, вышли к Днепру севернее Киева у Окуниново, захватили мост и заняли плацдарм на восточном берегу. Части 5-й армии и 37-й армии под командованием А.А. Власова безрезультатно пытались ликвидировать расширяющуюся Окуниновскую группировку противника.

29 августа Потапов попытался перейти в контрнаступление, на этот раз безуспешно. Не удивительно, ведь 5-я армия перестала быть той грозной силой, что месяц назад. Почти третья ее часть (пять дивизий) была передана 37-й армии; 135-я стрелковая дивизия и 5-я артиллерийская противотанковая бригада перешли в состав 40-й армии. Из 5-й армии был также изъят 1-й воздушно-десантный корпус, поступивший в резерв фронта. 9-й и 19-й мехкорпуса из-за отсутствия танков пришлось переформировать в батальоны. Стрелковые дивизии из-за больших потерь имели не более 20—25 % личного состава.

Только незамедлительный отвод 5-й армии на реку Десна позволял избежать опасности окружения. С таким предложением Потапов утром 30 августа обратился в Военный совет ЮЗФ, но оно не встретило должного понимания.

В тот же день 21-я армия Брянского фронта неожиданно отошла со своих позиций, и части вермахта немедленно устремились в прорыв на подступах к Чернигову. 1 сентября немцы заняли плацдарм на берегу Десны в ближнем тылу 5-й армии. Брошенным для ликвидации прорыва частям добиться успеха не удалось. Начался отсчет времени, оставшегося до неизбежной катастрофы.
Вечером 5 сентября Потапов снова обратился по ВЧ к командующему фронтом Кирпоносу c предложением об отводе войск, но получил категорический отказ. Примечательно, что именно в этот день, согласно запискам Гальдера, Гитлер впервые заговорил о Киевском котле. Только 9 сентября Ставка санкционировала отвод 5-й армии на реку Десна. К этому времени главные силы Потапова были надежно окружены. От всей армии из 70 тысяч человек личного состава оставалось меньше 4 тысяч бойцов, а также около 200 орудий и минометов разных систем.

На исходе 14 сентября Потапов и его штаб еще раз предприняли попытку остановить отход остатков армии, и задержать наступление превосходящих сил противника. Однако закрепиться на каком-либо из последующих рубежей не удалось, так как немцы, тесня с фронта, одновременно обходили и оба фланга. А утром 16 сентября в штабе 5-й армии стало известно, что еще накануне в тылу фронта в районе Лохвицы (Полтавская область) соединились войска 2-й танковой группы Гудериана, наступавшие с севера, с войсками 1-й танковой группы Клейста, прорвавшимися с юга. В окружение попали уже пять советских армий. Киевский котел стал реальностью. По немецким данным, в плен попало более 660 тыс. солдат и офицеров РККА, было захвачено 884 танка и более 3 тыс. орудий.

21 сентября сводный отряд из остатков штабов фронта и 5-й армии дал последнее сражение врагу. Потапов был контужен и потерял сознание. В горячке боя генерала приняли за убитого и наскоро «похоронили», закидав телами погибших. Документы Потапова передали Кириллу Семеновичу Москаленко, будущему маршалу, а тогда командиру 15-го стрелкового корпуса 5-й армии. "Я буквально рыдал, когда мне передали документы нашего командарма. Я не знал вообще, что с нами теперь будет, раз погиб Михаил Иванович".

Спустя трое суток Потапова обнаружили немцы. Началось испытание пленом. В фашистских концлагерях пути Михаила Ивановича пересекались с генералами М. Лукиным и И. Музыченко, старшим лейтенантом Я. Джугашвили, руководителями обороны Брестской крепости майором П. Гавриловым и капитаном И. Зубачёвым. В 1992 году были обнародованы отчеты и стенограммы допросов Потапова, который на вопрос о том, «готов ли русский народ вести войну в случае, если армия отступит до Урала», ответил: «Да, он будет оставаться в состоянии моральной обороны, а Красная Армия будет продолжать сопротивление». Немецкие следователи так оценили поведение генерала Красной армии: «в качестве пленного держался с достоинством», «по вопросам стратегического свойства ссылался на свою неосведомленность», «на вопросы, касающиеся его будущего, отвечал сдержанно». Еще немцы охарактеризовали Потапова как «русского националиста», хотя трудно утверждать, что именно они подразумевали под данной формулировкой.

С предателями из РОА Потапов сотрудничать отказался категорически. При этом о самом Власове Михаил Иванович до конца жизни отзывался уважительно, не верил в измену своего южного «соседа» по Юго-Западному фронту, полагая, что немцы каким-то образом использовали генерала в своих целях против его воли.

Победную весну 45-го Михаил Иванович встретил в «генеральском» лагере Хаммельбург. 22 апреля к ним вплотную приблизились американские войска. Комендант лагеря отправился с белым флагом в армию Паттона. Американцы приехали в лагерь и перевезли всех пленных к себе, затем переправили к французам, и уже из Парижа недавние военнопленные вернулись домой.
Впрочем, родина встретила их неласково. Буквально с трапа самолета Потапова и его товарищей отправили на «объект» в подмосковное Голицыно. Семь месяцев проходила спецпроверка, которая оставила в душе Михаила Ивановича неизгладимые отметины.

До конца жизни неизменно уравновешенный и остроумный Потапов мрачнел и замыкался при упоминании имени бывшего шефа СМЕРШ Абакумова, которого считал редким негодяем.

Тем не менее, результаты проверки, скорее всего, оказались объективными, раз Потапова восстановили в звании генерал-майора и вернули на армейскую службу. Михаил Иванович написал заявление о восстановлении в партии. И снова на помощь пришел Жуков, который дал давнему соратнику следующую рекомендацию: «Что касается командирских качеств, то товарищ Потапов был лучшим командармом, а части и соединения, которыми он командовал, всегда были ведущими. В пограничном сражении 5-я армия дралась с исключительным упорством и доблестью. Отходя под воздействием превосходящих сил противника, она неоднократно контратаковала и наносила поражения немцам. Товарищ Потапов армией управлял блестяще. Еще скажу, что он был большой души человек, которого любили все подчиненные за его доброжелательность и понимание». Трудно без волнения читать эти строчки из официального документа, вышедшие из-под пера далекого, от сантиментов, маршала.

Очевидно, мнение Жукова разделяли многие в политическом и военном руководстве СССР. Во всяком случае, Михаил Иванович оказался, наверное, единственным из высших советских офицеров, прошедших плен, кто не только вернулся в армию, но и сделал пусть не феерическую, но, учитывая перипетии нашей послевоенной истории, вполне достойную карьеру. Он служил в Забайкалье, на Дальнем Востоке, смерть застала генерал-полковника Потапова в январе 1965 года в должности первого заместителя командующего войсками Одесского военного округа.

Место Михаила Ивановича Потапова в своеобразной иерархии военачальников Великой Отечественной, выстроенной в послевоенное время, явно не соответствует его полководческому таланту и вкладу в Победу.

Но всё же нельзя сказать, что имя командарма 5-й армии замалчивалось. Высокую оценку его полководческому таланту дали в послевоенных воспоминаниях и советские маршалы И.Х. Баграмян, И.И. Якубовский, и бывшие противники – Гудериан, Кейтель, Гальдер. Надо заметить, что 5-я армия стала настоящей кузницей кадров – из нее вышли такие признанные полководцы, как М.Е. Катуков, К.С. Москаленко, К.К. Рокоссовский, И.И. Федюнинский. Все они высоко оценивали заслуги своего бывшего командира. Еще при жизни Потапова в СССР была издана книги А.Филиппи «Припятская проблема», где была подробно исследована роль 5-й армии в срыве блицкрига.

В 1954-м он вновь стал командующим 5-й Армии, пусть без него, но дошедшей, в 1945-м, до логова врага. Самой большой его обидой на Судьбу была эта: «Не дала, злодейка, дойти до Берлина!» А жена, Марианна Федоровна, отвечала: «Благодари Бога, что жив остался!» «Не понимаешь!» – сердился суровый генерал.
Он ушел из жизни 26 января 1965 г. от сердечного приступа – в звании генерал-полковника, на посту 1-го заместителя командующего Одесским военным округом. Его именем были названы улицы в Киеве, Луцке, Владимире-Волынском.

Статья опубликована в рамках социально-значимого проекта, осуществляемого на средства государственной поддержки, выделенные в качестве гранта в соответствии с распоряжением Президента Российской Федерации №11-рп от 17.01.2014 и на основании конкурса, проведенного Общероссийской общественной организацией Общество «Знание» России.

Максим Зарезин